A theme of the age, at least in the developed world, is that people crave silence and can find none. The roar of traffic, the ceaseless beep of phones, digital announcements in buses and trains, TV sets blaring even in empty offices, are an endless battery and distraction. The human race is exhausting itself with noise and longs for its opposite—whether in the wilds, on the wide ocean or in some retreat dedicated to stillness and concentration. Alain Corbin, a history professor, writes from his refuge in the Sorbonne, and Erling Kagge, a Norwegian explorer, from his memories of the wastes of Antarctica, where both have tried to escape.
And yet, as Mr Corbin points out in "A History of Silence", there is probably no more noise than there used to be. Before pneumatic tyres, city streets were full of the deafening clang of metal-rimmed wheels and horseshoes on stone. Before voluntary isolation on mobile phones, buses and trains rang with conversation. Newspaper-sellers did not leave their wares in a mute pile, but advertised them at top volume, as did vendors of cherries, violets and fresh mackerel. The theatre and the opera were a chaos of huzzahs and barracking. Even in the countryside, peasants sang as they drudged. They don’t sing now.
What has changed is not so much the level of noise, which previous centuries also complained about, but the level of distraction, which occupies the space that silence might invade. There looms another paradox, because when it does invade—in the depths of a pine forest, in the naked desert, in a suddenly vacated room—it often proves unnerving rather than welcome. Dread creeps in; the ear instinctively fastens on anything, whether fire-hiss or bird call or susurrus of leaves, that will save it from this unknown emptiness. People want silence, but not that much. | Современный мир, во всяком случае, развитая часть человечества, находится в постоянных, но безрезультатных поисках тишины. На улицах грохочет транспорт, отовсюду доносятся телефонные сигналы, в автобусах и поездах мелькают цифровые объявления, телевизоры включены на полную мощность даже в опустевших офисах: все это постоянно гремит и постоянно отвлекает. Измучив себя шумом, человек ищет тишину – в лесной глуши, на океанских просторах или в каком-нибудь уединенном месте, чтобы успокоиться и собраться с мыслями. Ален Корбин, профессор истории, пишет из своего прибежища в Сорбонне, а Эрлинг Кагге, норвежский исследователь, вспоминает просторы Антарктики, куда оба эти ученые хотели уйти от мира. И все же, как отмечает господин Корбин в своем труде «История тишины», шума сейчас, наверное, не больше, чем было когда-то. До пневматических шин по каменным улицам с оглушительным грохотом катились обитые металлом колеса и стучали копыта лошадей. До того, как мы изолировали себя мобильными устройствами, в автобусах и поездах кипели споры. Газетчики не оставляли товар лежать безмолвной кипой, а на всю глотку хвалили его, как и продавцы вишни, фиалок и свежей сельди. Публика театров и оперы ликующе приветствовала и звонко освистывала артистов. Даже на деревенских просторах крестьяне пели за тяжелой работой. Сейчас песен уже не слышно... Притом изменился не столько уровень шума, на который жаловались и в предыдущие столетия, сколько уровень беспокойства, занимающего то место, которое могла бы наполнить тишина. Вырисовывается иной парадокс: когда приходит тишина – в глуши соснового леса, безлюдной пустыне или в неожиданно опустевшей комнате – она зачастую оказывается скорее пугающей, чем желанной. Прокрадывается страх. Ухо подсознательно пытается зацепиться за любой звук, будь то разгорающийся костер, птичий зов или шепот листвы, который избавит его от этой неведомой пустоты. Людям нужна тишина, но не так много … |