A theme of the age, at least in the developed world, is that people crave silence and can find none. The roar of traffic, the ceaseless beep of phones, digital announcements in buses and trains, TV sets blaring even in empty offices, are an endless battery and distraction. The human race is exhausting itself with noise and longs for its opposite—whether in the wilds, on the wide ocean or in some retreat dedicated to stillness and concentration. Alain Corbin, a history professor, writes from his refuge in the Sorbonne, and Erling Kagge, a Norwegian explorer, from his memories of the wastes of Antarctica, where both have tried to escape.
And yet, as Mr Corbin points out in "A History of Silence", there is probably no more noise than there used to be. Before pneumatic tyres, city streets were full of the deafening clang of metal-rimmed wheels and horseshoes on stone. Before voluntary isolation on mobile phones, buses and trains rang with conversation. Newspaper-sellers did not leave their wares in a mute pile, but advertised them at top volume, as did vendors of cherries, violets and fresh mackerel. The theatre and the opera were a chaos of huzzahs and barracking. Even in the countryside, peasants sang as they drudged. They don’t sing now.
What has changed is not so much the level of noise, which previous centuries also complained about, but the level of distraction, which occupies the space that silence might invade. There looms another paradox, because when it does invade—in the depths of a pine forest, in the naked desert, in a suddenly vacated room—it often proves unnerving rather than welcome. Dread creeps in; the ear instinctively fastens on anything, whether fire-hiss or bird call or susurrus of leaves, that will save it from this unknown emptiness. People want silence, but not that much. | Насущной темой века, по крайней мере в развитых странах, стало отчаянное желание и вместе с тем невозможность побыть в тишине. Гул машин, беспрерывные звонки телефонов, цифровая реклама в автобусах и поездах, работающие даже в пустых офисах телевизоры оказывают непрерывное отвлекающее воздействие. Человечество доводит себя до истощения шумом и жаждет тишины - будь то в дремучем лесу, в бескрайнем океане или во время специальных выездов, посвященных покою и концентрации. Профессор истории Ален Корбен описывает свое уединение в Сорбонне, а норвежский исследователь Эрлинг Кагге - время, проведенное в Антарктике, как попытку спрятаться. Но тем не менее, как подчеркивает Корбен в «Истории тишины», возможно, современный уровень шума не превосходит шум в прошлом. До появления надувных шин на городских улицах стоял оглушительный лязг металлических колес и цокот подков по каменным мостовым. До добровольного погружения в мобильные телефоны, в автобусах и поездах царил галдеж толпы. Продавцы газет не складывали свои товары в безмолвные кипы, а рекламировали их во весь голос, также, как и продавцы ягод, фиалок и свежей скумбрии. В театре и опере не смолкали возгласы и свист. Даже за городом крестьяне пели во время работы. Теперь они больше не поют. Изменился не столько уровень шума, на который не меньше жаловались и в предыдущие века, сколько количество отвлекающих факторов, занимающие пространство, предназначенное для тишины. Здесь возникает другой парадокс: когда тишина наступает — в недрах хвойного леса, в бескрайней пустыне или внезапно опустевшей комнате — это зачастую вызывает скорее беспокойство, чем радость. Подкрадывается страх, мы инстинктивно начинаем прислушиваться к любому звуку, будь то потрескивание огня, соловьиная трель или шелест листьев - всему, что спасло бы нас от неизвестной пустоты. Люди хотят тишины, но не так уж сильно. |