A theme of the age, at least in the developed world, is that people crave silence and can find none. The roar of traffic, the ceaseless beep of phones, digital announcements in buses and trains, TV sets blaring even in empty offices, are an endless battery and distraction. The human race is exhausting itself with noise and longs for its opposite—whether in the wilds, on the wide ocean or in some retreat dedicated to stillness and concentration. Alain Corbin, a history professor, writes from his refuge in the Sorbonne, and Erling Kagge, a Norwegian explorer, from his memories of the wastes of Antarctica, where both have tried to escape.
And yet, as Mr Corbin points out in "A History of Silence", there is probably no more noise than there used to be. Before pneumatic tyres, city streets were full of the deafening clang of metal-rimmed wheels and horseshoes on stone. Before voluntary isolation on mobile phones, buses and trains rang with conversation. Newspaper-sellers did not leave their wares in a mute pile, but advertised them at top volume, as did vendors of cherries, violets and fresh mackerel. The theatre and the opera were a chaos of huzzahs and barracking. Even in the countryside, peasants sang as they drudged. They don’t sing now.
What has changed is not so much the level of noise, which previous centuries also complained about, but the level of distraction, which occupies the space that silence might invade. There looms another paradox, because when it does invade—in the depths of a pine forest, in the naked desert, in a suddenly vacated room—it often proves unnerving rather than welcome. Dread creeps in; the ear instinctively fastens on anything, whether fire-hiss or bird call or susurrus of leaves, that will save it from this unknown emptiness. People want silence, but not that much. | Лейтмотивом эпохи, по крайней мере для жителей развитых стран, является неутоленная жажда тишины. Гул уличного движения, бесконечные звонки телефонов, цифровые объявления в общественном транспорте, телевизоры, продолжающие вопить даже в пустых помещениях офисов, — все сливается в сплошную, рассеивающую внимание какофонию. Изнуряя себя шумом, род человеческий тоскует по тишине дикой природы, океанских просторов, другими словами — по любым уединенным местам, которые располагают к покою и сосредоточенности. Вот и Ален Корбен (Alain Corbin), профессор истории, пишет книги в Сорбонне, где он обрел свое убежище, а норвежский путешественник Эрлинг Кагге (Erling Kagge) вспоминает пустыни Антарктики. Однако, как замечает профессор Корбен в своей «Истории тишины», по сравнению с былыми временами вряд ли шума стало больше. До того как появились пневматические шины, мощенные камнем улицы городов утопали в оглушительном грохоте металлических ободов колес и лошадиных подков. Когда мобильные телефоны еще не провоцировали добровольной самоизоляции от окружающих, автобусы и поезда наполняли разговоры пассажиров. Продавцы газет, как, впрочем, и продавцы вишни, фиалок или свежей скумбрии, не оставляли свой товар в безмолвном ожидании покупателей; для привлечения внимания они что есть силы старались перекричать друг друга. В театре и опере был полный бедлам: возгласы ликования публики сменялись громкими насмешками в адрес актеров. Даже в деревнях крестьяне пели песни, занимаясь своей нудной работой. Сейчас они уже не поют... Произошли и другие изменения. Вопреки предположениям, они коснулись не столько интенсивности шума, который досаждал людям испокон веков, сколько степени проникновения связанных с ним отвлекающих раздражителей в те области окружающего пространства, где могла бы царить тишина. Возникает еще один парадокс: как только мы сталкиваемся с отсутствием каких бы то ни было раздражителей, например в глубине соснового леса, в голой пустыне или во вдруг опустевшей комнате — вместо положительных эмоций у нас зачастую появляются беспокойство и страх. Мы инстинктивно начинаем прислушиваться к малейшим звукам, будь то шипение костра, голоса птиц или шелест листьев, лишь бы избавиться от этой пустоты, пугающей своей неизведанностью. Конечно, люди хотят тишины... но не настолько. |